Алла Павловна Истомина 2 ноября 2020 возглавила крупнейшее теплоснабжающее предприятие региона – «Мурманэнергосбыт» (МЭС). До этого она долгое время работала заместителем генерального директора Мурманскводоканала. Предложение возглавить МЭС Алле Истоминой сделал лично губернатор Андрей Чибис. И первое интервью первая женщина – руководитель предприятия дала «Арктическому Обозревателю».
Первый вопрос был, разумеется, про само предложение возглавить МЭС.
– Честно говоря, никогда не стремилась забраться высоко, но вот история героини Веры Алентовой из Оскароносного фильма «Москва слезам не верит» – это почти про меня. Помните, когда он заходит в кабинет с камерой и не узнаёт в директоре Екатерину. Родиона-Рудольфа, конечно, нет, но всё остальное есть – есть желание выразиться в любимом деле, но то, что оно дойдёт до такого уровня, похоже, не ожидала даже героиня фильма.
– Кто сделал предложение, от которого вы не отказались?
– Андрей Владимирович. Напрямую. Я, конечно, предполагаю, что губернатору было представлено несколько кандидатур на рассмотрение, но предложил он мне.
– Сколько времени он дал на раздумье?
– Так случилось, что я сразу согласилась. И тут нет особенных интриг – предложения из разных структур периодически поступали, но, у меня была цель – быть хорошим экономистом. И я никогда не ставила себе цель быть руководителем какого-то крупного предприятия. Я такой человек – многим интересуюсь, и всегда своим подчинённым говорю, что жизнь – большая и длинная, нужно быть в себе уверенным. И чтобы не тебя выбирали, а ты выбирал – надо делать чуть больше, чем написано твоих должностных обязанностях. Чуть больше, и чуть шире.
И я хочу сказать, что те специалисты, которые работали и работают со мной, в моём подчинении – это все абсолютно состоявшиеся профессионалы. Например, одним из первых меня поздравил Ярослав Шалагин из Кандалакши, куда мы ездили смотреть наши котельные. Он сказал буквально следующее «Вот, Алла Павловна, вы можете сказать, что вырастили главу администрации Кандалакшского района». С Ярославом нас жизнь свела 20 лет назад – на тот момент я была начальником планового отдела, а он пришёл к нам на предприятие молодым специалистом. То есть, я была его первым наставником, и мне приятно, что меня помнят.
– Вы очень часто оставались в Водоканале за руководителя. То есть, знаете весь процесс «от и до». Сейчас – МЭС. Не знаю, насколько уместным будет сравнивать эти две огромные организации, но наверняка же есть что-то общее? Или, наоборот, слишком много отличий?
– С точки зрения технологии, как мне кажется, в водоканале гораздо больше нюансов, а от этого – и проблем. Там сложнее с модернизацией, потому что там есть очистные сооружения. Водопроводы, очистные сооружения и канализация – это отдельные производства, к которым предъявляются высокие экологически требования. Водоводы. Но с ними чуть по-легче – очень много было привлечено средств – федеральных и областных – по перекладке и строительству новых магистральных водоводов, протяжённостью 20 км (в Мурмаши и Молочный они идут).
А тепло устроено так, что котельные – в идеале – должны быть расположены максимально близко к своим абонентам (конечным потребителям), чтобы минимизировать потери. В чём основные проблемы? – котельные строились достаточно большими, и сегодня они с избыточными мощностями…
– Давайте сразу поясним, что такое «избыточная мощность»?
– Это подразумевает то, что наши абоненты потребляют 30-50% той мощности, которую мы можем генерировать. И из 49 котельных избыточных у нас 85%. А содержать котельные с избыточными мощностями очень затратно – это огромные здания, персонал, поддержание оборудования и так далее. Котлы старые; они хоть и оборудованы автоматикой, но требует присутствие человека, круглосуточного обслуживания. Все эти котельные – мазутные, на угле работают пять котельных.
– А торфяные в Умбе?
– Они не наши, но про них можно рассказать много чего интересного. Они новые, модульные. Сейчас работает одна, вторая должна вот-вот будет введена в эксплуатацию, строится третья. И, насколько я понимаю, инвестор, который их строит хочет остаться там и гарантирующим поставщиком. Это тоже очень важно, поскольку и добыча торфа, и теплогенерация, и поставка сосредоточены в одних руках, в единой цепочке. Котельные полностью автоматизированы, и в обязанности единственного оператора по сути входит только приём топлива – торфа.
– Как вы вообще относитесь к альтернативным видам топлива для тепла? Мазут – мазутом, но есть вот пример с торфом, да и уже у МЭСа есть пять котельных на угле.
– Всё индивидуально. Нельзя однозначно сказать, что уголь эффективнее мазута. Нам необходимо рассматривать комплекс критериев для определения выгодности того или иного вида топлива. Это, опять же, с целом рядом условий: какие мощности необходимы нашим абонентам, какие возможности по строительству в данной местности, соблюдается ли санитарно-защитная зона, потому что у каждого вида топлива она разная. Плюс – исходя из мощности котельной необходимо иметь нормативный запас топлива, который, как вы уже поняли, может храниться либо на закрытой, либо на открытой площадке. Вот, например, строящаяся котельная в Североморске на улице Кортик: она угольная, но она небольшая и при этом достаточно эффективная.
– Намеренно не буду спрашивать про мазутозависимость и вечный бег от неё, давайте погорим о тех реалиях, которые есть: что нужно сделать, чтобы «избавиться от избытка»?
– Необходима глубокая реконструкция с модернизацией, когда мы, условно говоря, сохраняем существующие здания, но полностью меняем оборудование – ставим новые экономичные котлы, другой мощности, более производительные и так далее.
– А уже приценивались? – сколько необходимо средств, чтобы повести такую глубокую модернизацию?
– Видите ли, МЭС каждый год приминает по одной котельной, то есть – всё в постоянном процессе. Но в любом случае – это миллиарды. Даже – десятки миллиардов рублей. Но дело даже не в деньгах. Сейчас главная задача – определиться с направлением движения: если мы устанавливаем газо-мазутные котлы, то мы уже не перейдём на уголь. Либо это будут котлы, работающие на твёрдом топливе – уголь и RDF-топливо (Refuse Derived Fuel – вид топлива, состоящий из отходов, оставшихся после сортировки мусора), но тогда не будет жидкого топлива.
Вообще, необходимо в каждом конкретном случае, в каждом конкретном населённом пункте определяться и с видом, и с мощностями. То есть, какой-то единой схемы модернизации нет и быть не может. Например, у наших соседей – в Финляндии – в наших же широтах они используют все виды топлива – уголь, газ, мазут, электричество. Хотя, мне кажется, они настроены полностью перейти на газовой обогрев.
– МЭС, как и многие другие ресурсоснабжающие организации, перешли на прямые расчёты с потребителями. Это несколько повысило платёжную дисциплину, но полностью от долгов не избавило. Как предприятие ведёт работу с дебиторской задолженностью? В интернете, например, обсуждают «ноу-хау» от МЭСа в виде красных квитанций должников?
– «Красные» квитанции – это самое безобидное, что мы можем сделать. Текущая задолженность перед МЭСом составляет семь миллиардов рублей, из которых почти пять – это долги населения. А оставшиеся два миллиарда – это, как правило, долги прошлых периодов, ещё до перехода на прямые платежи. То есть, управляющие компании разорялись, оставляя долги ресурсникам. Из текущих проблем можно отметить брошенное людьми муниципальное жилье. Например, в Высоком его много, в Никеле. Вместе с муниципалитетами работаем, они проводят инвентаризацию такого жилья, потом совместно актуализируем базу даных для расчетов.
– А с населением?
– И с населением тоже. Мы же понимаем, что тепло стоит недёшево, и если «запустить» оплату, не платить вовремя, то долг растёт очень быстро. И когда он уже около в районе десяти тысяч, с потребителем начинают работу наши специалисты. Мы звоним, выясняем причины долга, предлагаем пути решения, например, рассрочку или реструктуризацию. Десять тысяч – это минимальная судебная сумма, с которой мы можем обратиться за взысканием. Но это всё в крайних случаях.
И вот, кстати, «красные квитанции» – они в качестве эксперимента появились, там долги свыше 50 тысяч. И опыт показал их эффективность. Фактически, мы ничего не нарушаем, никаких данных не разглашаем. Мы обращаем внимание прежде всего потребителей, что имеется долг. Коллеги, например, как только образовывается задолженность, запускают процедуру обзвона и смс-информирования о задолженности. Ведь мы очень сильно зависим от платёжной дисциплины населения. А между тем жизнь показывает, что не платят не те, кто оказался в тяжёлой жизненной ситуации, а совсем наоборот!
– Возвращаясь к началу беседы – как вас принял коллектив?
– Я никакой агрессии не ощущаю. Но вообще – я мало хожу по управлению, в основном я на объектах. И на производстве меня абсолютно нормально встречают, по рабочему. Я не вижу к себе какого-то иного отношениях, хотя бы потому, что я женщина.
– А вообще – тяжело?
– Нормально. Мне тяжело без производства, я его знаю, понимаю, могу влиять на производственный процесс. И мне это нравится! Более того, назначая меня должность мне фактически дали карт-бланш: я сам должна определить приоритеты и пути развития крупнейшего энергогенерирующего предприятия региона.
